Длинный больничный коридор соединялся с внешней галереей, по обеим сторонам которой находились клумбы, мы были там совсем недавно. Дойдя до конца коридора, мы уперлись в тяжелую, словно тюремную, дверь, забранную решеткой. Ее тут же открыл сторож — видимо, он ждал нас, и мы вошли в мрачный вестибюль.
За нами плотно затворили дверь — может, потому что было раннее утро. Полагаясь на бледные солнечные лучи, что проникали через слуховое окошко над дверью, мы взобрались по одной из двух крутых лестниц, ведущих на второй этаж, и свернули направо — в светлое южное крыло здания. По правую руку находились кабинеты с деревянными табличками «Лаборатория» и «Библиотека». А в конце коридора виднелась коричневая дверь с белой бумажкой, надпись на которой гласила: «Декан медицинского факультета. Вход воспрещен!»
Шедший впереди доктор Вакабаяси достал из внутреннего кармана ключ с большим деревянным брелоком и открыл дверь. Войдя внутрь, он пригласил меня, аккуратно разделся и оставил пальто на вешалке рядом с дверью. Я последовал его примеру, сняв серую накидку и фуражку. На полу оставались следы — приглядевшись, я увидел тонкий слой пыли.
Мы находились в очень просторной и светлой комнате с двенадцатью окнами — по четыре с северной, западной и южной сторон. В те, что выходили на север и запад, были видны лишь темно-зеленые сосновые ветви, а в южные врывалась ослепительная голубизна утреннего неба. Вместе с далеким шумом волн она ошеломляла и кружила голову…
Доктор Вакабаяси возвышался посреди кабинета. Его чрезмерно длинная визитка контрастировала с моей скромной студенческой формой. И, сам не знаю почему, я ощутил себя где-то вдали от реального мира…
Доктор Вакабаяси вытянул длинную руку и принялся поочередно указывать на предметы в комнате. Его слабый голос отзывался в каждом углу, будто доносясь откуда-то сверху:
— Ранее в этом кабинете размещались библиотека кафедры психиатрии и хранилище образцов. Среди собранных предметов и документов можно найти исследования и материалы о психических расстройствах, справочники, творения наших пациентов, а также вещи и документы, имеющие непосредственное отношение к их жизни. Эта коллекция была собрана благодаря титаническому труду предыдущего главы кафедры — профессора Дзюхати Сайто. И в ней немало артефактов мирового значения! Однако в феврале этого года, когда профессор Сайто почил, на его место был назначен доктор Масаки. Он заявил, что это помещение светлое и хорошее, и перенес все материалы и образцы из восточной половины данной комнаты в преподавательскую, а здесь, как видите, устроил приемную и даже установил эту великолепную огромную печку. Обнаружив подобное самоуправство, совершенное вопреки стандартным процедурам и без разрешения ректора, секретарь университета, господин Цукаэ, пришел в ужас. В самых почтительных выражениях он стал просить доктора Масаки подать докладную записку, как предписывал регламент. И вот какой ответ он получил: «Спокойно! Скажите-ка господину ректору, что я лишь поменял образцы местами. Чего тут скрывать?! Да, я работаю в этом замечательном университете, но, поразмыслив, я вывел, что являюсь типичным безумным ученым с манией величия! Более того, я диагностировал у себя достаточно симптомов, чтобы считаться материалом для психиатрических исследований! Но посудите сами: не могу же я предложить, чтобы меня на ровном месте отправили в больницу, которой я сам и заведую?! Так что, увы, остается одно: выставить свой мозг в этом кабинете в качестве живого образца для исследований! Конечно, терапевтам и хирургам от этого никакого проку, а вот психиатрам не повредит поизучать мозг главы кафедры и провести всеобъемлющее исследование! Вот это настоящая наука! Уверен, профессор Сайто, который так тщательно собирал эту коллекцию, был бы обеими руками за!»
После этих слов доктор Масаки расхохотался, да так, что даже бывалый секретарь Цукаэ ушел в крайнем смущении.
Тон доктора Вакабаяси был крайне спокойным, но содержание его рассказа потрясало. Мне сделалось жутко. Вся личность доктора Масаки, о которой я мог догадываться лишь из эпитетов, вдруг ярко раскрылась благодаря этой пустячной шутке. Не только ум доктора выходил за рамки обыденного, этот человек с легкостью пренебрегал общепринятыми правилами и обладал редким остроумием. Так, бросив колкое заявление о том, что сам может пополнить ряды сумасшедших, он посмеялся и над университетским сообществом, и над учеными всего мира!
Ощутив всю горечь и силу его иронии, я снова от удивления разинул рот. Однако доктор Вакабаяси продолжал, не обращая внимания на мои эмоции:
— Должен пояснить, зачем я пригласил вас сюда. Как и говорил ранее, в палате номер семь, прежде всего мне хотелось бы провести эксперимент и выяснить, какой из самых разнообразных предметов в наибольшей степени привлечет ваше внимание. Это один из способов выудить недоступные обычной памяти сведения, которые таятся в глубинах подсознания… Есть масса доказательств, что работа подсознания протекает вне поля нашего восприятия, и тем не менее оно имеет большое влияние на жизнедеятельность человека. Несомненно, образы, запертые в подсознании, приведут вас к вещам из прошлого, которые находятся в этой комнате, что поспособствует восстановлению памяти. Доктор Масаки заимствовал этот метод у гадалки по имени Исмела, когда путешествовал по Балканскому полуострову, и затем провел множество успешных экспериментов. Конечно, если вдруг окажется, что вы не имеете никакого отношения к той девушке, опыт не увенчается успехом и ни один из предметов в этой комнате не напомнит вам о прошлом… Но за дело! Осмотритесь и задайте вопросы о тех вещах, которые привлекут внимание. Представьте, что занимаетесь исследованием психических болезней… и, возможно, один из этих предметов послужит так называемой вспышкой молнии… Он станет подсказкой, которая поможет воскресить воспоминания. И я уверен, память вернется к вам моментально и в полном объеме.
Речь доктора Вакабаяси звучала на удивление естественно и плавно. Он говорил легко и добродушно — как взрослый с ребенком… Но из глубин моей души поднималась неведомая дрожь, и совладать с ней я был не в силах.
Все давешние ощущения («Да не чушь ли это?»), все сомнения были разбиты в пух и прах доводами доктора Вакабаяси.
Определенно, этот человек — авторитетный знаток судебной медицины. И похоже, он уверен, что девушка из палаты номер шесть — моя невеста… Однако он не стал насильственно внушать мне эту мысль. Он действует иначе — посредством как бы прямых, но в то же время завуалированных научных методов. Он будто гипнотизирует меня, искореняя малейшие сомнения… Какая глубокая убежденность! Какой хладнокровный план! Какая проработка…
Быть может, все, что я видел и слышал в последнее время, действительно связано со мной?.. А эта девушка и впрямь моя кузина и невеста?..
Тогда ради нее я во что бы то ни стало должен найти в этом кабинете вещь из прошлого! Потому я здесь! Мне предначертано судьбой спасти эту девушку от безумия, вернув прежде свою память…
Эх… Я обречен искать свое прошлое в кабинете образцов психической больницы среди поделок и справочников… Я должен доказать, что красавица из соседней палаты — моя невеста… Как абсурдно мое положение… Как постыдна, как страшна и как загадочна моя судьба…
Пока в моей голове крутились подобные мысли, я машинально вытащил из кармана новый платок и вытер пот со лба. Терзаемый жуткими призраками таинственного прошлого, что скрывались где-то рядом, я принялся напряженно оглядывать комнату.
Кабинет был разделен на две части. В западной половине, где выстроились многочисленные шкафчики со стеклянными дверцами (видимо, там хранились образцы), пол был обычный, деревянный, а другую, восточную, покрывал запылившийся линолеум. Посередине, между двумя вращающимися креслами, стоял большой, обтянутый зеленым сукном стол шириной в четыре-пять сяку и длиной почти в два кэна. Яркие солнечные лучи, падающие на его пыльную поверхность, делали комнату еще торжественней… В центре этого зеленого великолепия чинно и аккуратно лежали переплетенные в картон и обтянутые холстом томики, а еще что-то квадратное, завернутое в голубой муслиновый узелок. Завидев на нем такой же слой серой пыли, как на столе, я догадался, что его давно не трогали. Перед этими предметами была фарфоровая пепельница-дарума [6], тоже сизая. Казалось, ее нарочно поставили спиной к документам, и теперь дарума стоял, заложив волосатые руки за голову и разинув в вечном зевке рот. Его вид меня взбудоражил.
